Круговорот.

М. Форман, Я. Новак.
/ Москва/ Вагриус/ 1999/ 384

Думаю, что немного найдется людей, не видевших таких шедевров мирового кино, как "Амадей" и "Рэгтайм", а еще меньше тех, кто пропустил "Полет над гнездом кукушки". Все эти картины, а вслед за ними фильмы "Вальмон" (по мотивам "Опасных связей" Шодерло де Лакло, с блистательной Аннет Бенинг), "Народ против Ларри Флинта" (художественно-публицистическая биография основателя журнала "Хастлер", открывшая талантливых Вуди Харрельсона и Кортни Лав), совсем недавний "Человек на Луне", а еще до всего этого "Отрыв", в котором впервые мелькнула на экране худенькая тогда еще, совсем юная, а ныне, может быть, самая яркая звезда Голливуда последних десятилетий Кэти Бейтс... все эти картины снял в Голливуде знаменитый чехословацкий режиссер Милош Форман. Во всех этих картинах он, принципиально не снимающий звезд (за одним-единственным исключением, когда в "Кукушкином гнезде" отдал главную роль Джеку Николсону), "зажигал" на небосклоне кино новые звезды.

Обо всех этих лентах, а равно и о тех, что он поставил до 1968 года в Чехословакии, Форман в сотрудничестве с журналистом Яном Новаком и рассказывает на страницах своих воспоминаний. Его небольшая, интересная, легко читающаяся книга, впервые была опубликована у нас в журнале "Иностранная литература", а в 1999 г. издана "Вагриусом" в популярной серии мемуаров "Мой 20 век", где соседствует с воспоминаниями Троцкого и Шаляпина, Чаплина и Вознесенского, Кагановича и Мариенгофа, Андре Моруа и Лучано Паваротти, Жоржи Амаду и Агаты Кристи...

Что говорить, серия замечательная, любопытно было бы почитать, к примеру, мемуары Утесова или Марлен Дитрих, но увы: в библиотеки книжки не поступают, а в магазинах кусаются.

Вернемся, однако, к "Круговороту" Формана. Почему "Круговорот"? Потому что жизнь такая - вся между оккупациями сперва гитлеровцев, потом красноармейцев, а вслед за ними местных сталинистов и сверкающим бомондом кинофестивалей. Лейтмотив задается с первых строк Пролога: "Двадцать пятого марта 1985 года я сидел в первых рядах Павильона Дороти Чэндлер в Лос-Анджелесе. На мне был смокинг, один из тысячи смокингов, надетых в этот вечер, мои туфли были безупречно начищены. Вокруг меня сверкали драгоценности на платьях, стоивших дороже автомобилей, а воздух был напоен ароматами тончайших духов.

Я был выдвинут на "Оскара" за режиссуру "Амадея"... По сути дела, этот фильм стал моим обратным билетом в Прагу после десяти лет изгнания.

Чехословакия была еще абсолютно тоталитарным государством, когда мы снимали "Амадея". Коммунистическое правление длилось более сорока лет, и в значительной мере именно оно определило ход моей жизни. Без него я никогда не очутился бы в Америке. Я думал, что никогда не увижу конца этого режима, хотя и понимал, что он не будет существовать вечно".

В этом круговороте с калейдоскопической быстротой проносятся лица друзей и врагов, актеров и режиссеров, любовниц и продюсеров, учителей и собственных детей режиссера. Иные персонажи (и таких немало) обрисовываются четко, иные выступают лишь в одном-двух эпизодах, как, например, Вацлав Гавел, будущий президент страны и соученик Формана по созданной сразу по окончании Второй мировой привилегированной школы для мальчиков - жертв войны, или четырьмя годами старший режиссера педагог сценарного факультета киношколы, блистательный романист и будущий Нобелевский лауреат Милан Кундера.

Горькая в целом, книга Милоша Формана написана тем не менее со своеобразным, слегка абсурдистским юмором. Сие обстоятельство, впрочем, легко объяснимо: какова жизнь, таков и юмор. Да и мы с вами, дорогие читатели, вспомнив хоть еженедельные обязательные политинформации или заучивание близко к тексту трилогии орденоносного Леонида Ильича, без коего (заучивания) не допускались до сдачи экзаменов в технических и медицинских вузах, вряд ли заплачем. Конечно, посмеемся. Теперь. И юмор наш не будет ли абсурдистским?

По мере приближения к зрелости автора прореживается и его смех. Одно дело рассказывать, смеясь, о том, как дурачился с Гавелом и Иваном Пассером в школе, или мыкался двадцатилетним вместе с первой женой-красавицей в поисках жилья, сталкиваясь на каждом шагу с зощенковско-булгаковскими бюрократами от новой власти. И совсем другое - в подробностях восстанавливать картину вынужденной, но неизбежной эмиграции.

И все же, смеясь или печалясь, Форман везде остается оптимистом. Даже страшную картину советской оккупации 68-го ему удается оттенить эпизодом, насыщенным висельным юмором.

Повторюсь, читать "Круговорот" очень интересно. Кое-где, правда, автор пережимает со славословицами в адрес Америки и американцев, но и это тоже можно понять: и славу, и состояние он заработал в США. Да и обрел там поистине вторую родину.

В одном из поздних интервью великий Феллини, отвечая на вопрос, почему он отклоняет многочисленные предложения снять фильм в Голливуде, в сердцах ответил, что, мол, завидует Форману: может жить где угодно и где угодно снимать шедевры, в то время как лично он, Феллини, не то что фильм не сделает, а и дня не проживет вдали от любимой римской улицы и излюбленного на ней кабачка. Немножко так антисемитски получилось у маэстро, зато колоритно.

Вся последняя треть книги Милоша Формана посвящена рассказу о пяти его лучших фильмах. О подготовке к каждому, о съемках, о прокатной судьбе этих картин говорится достаточно подробно и все с тем же формановским юмором. Приведу в заключение несколько фрагментов истории "оскароносного" "Полета над гнездом кукушки", на чем и закончу краткий рассказ об этой книге, в которой и анализировать-то нечего, а надо просто ее с удовольствием читать, совмещая чтение с просмотром картин режиссера. А к "вагриусовский" серии "Мой 20 век" мы с вами в ближайшем будущем, полагаю, еще вернемся, поскольку в моем распоряжении имеется книга воспоминаний Чарльза Чаплина.

"Как-то раз мне (в это время Форман жил в Нью-Йорке, сделав лишь один американский фильм - В.Р.) пришел пакет из Калифорнии. В нем была книга, о которой я никогда не слышал, написанная автором, о котором я никогда не слышал, и письмо от двух продюсеров, о которых я тоже никогда ничего не слышал. Когда я раскрыл книгу и стал читать, она сразу же увлекла меня. Я понятия не имел, что эта книга была не просто бестселлером, но издательским феноменом, однако я немедленно понял, что это лучший материал из всех, попадавших мне в руки в Америке <...>

В книге была живо показана драма бесконечного конфликта между личностью и учреждением. Мы придумываем учреждения, чтобы нам было легче строить более справедливый, более рациональный мир. Жизнь в обществе была бы невозможной без сиротских приютов, школ, судов, правительственных офисов и клиник для душевнобольных, но стоит им возникнуть, как они начинают нас контролировать, регламентировать, управлять нашей жизнью. Они поощряют зависимость, без которой не могут существовать, а сильные личности представляют для них угрозу <...>

Эти продюсеры были странной парой - красивый молодой человек, знаток кино, и остроумный седой ветеран, возглавлявший музыкальную компанию в Сан-Франциско... Их звали Майкл Дуглас и Сол Зэнц, и они еще не сделали ни одного фильма. В 1973 году имена этих продюсеров ничего мне не говорили <...>

За столом я узнал, что Майкл Дуглас - сын знаменитого Керка Дугласа (нашему зрителю Дуглас-отец знаком прежде всего по роли Спартака в старом фильме С. Кубрика. - В.Р.), с которым я когда-то виделся в Праге. В шестидесятых годах Керк Дуглас иногда путешествовал по странам Восточной Европы в качестве посла доброй воли... Керк видел мои фильмы, мы разговорились и вроде бы нашли общий язык.

- Послушайте, я сейчас работаю над одним потрясающим проектом, - сказал мне Керк. - Я бы хотел, чтобы вы взглянули.

- С удовольствием, - ответил я.

- Это книга. Я вам ее пришлю.

Он сказал, как называется эта книга, но для меня эти слова были пустым звуком, так что я скоро обо всем забыл. Я дал Керку адрес и стал ждать, не придет ли что-нибудь по почте... Я так и не получил ничего от Дугласа, но это меня не удивило. Он был знаменитостью, кинозвездой, и я решил, что он просто... обо всем забыл.

Когда Майкл и Сол Зэнц наняли меня для работы над фильмом, я приехал в Калифорнию и в доме Дугласов снова встретился с Керком.

- Мистер Форман, ну не сукин ли вы сын? - с этими словами он обратился ко мне. Я был потрясен. Все вокруг онемели.

- Почему?

- Когда я послал вам книгу, вас не хватило даже на то, чтобы ответить мне "идите к черту". А теперь вы живете здесь и из кожи вон лезете, чтобы поставить по ней фильм.

Только в этот момент я понял, что книга, о которой Керк Дуглас говорил мне столько лет назад, и была "Пролетая над гнездом кукушки", и я ответил ему:

- Знаете, мистер Дуглас, самое смешное, что я о вас думал то же самое.

Конечно, роман Кизи был конфискован чешской таможней, но никого из нас не известили об этом <...>

Я подумал, что великолепный образ Макмерфи сможет создать Джек Николсон. К тому времени он был уже звездой первой величины в Голливуде <...>

Он всегда относился ко мне по-дружески, но он говорил на таком немыслимом сленге, что я, с моим английским, просто не мог ему соответствовать. Половину из сказанного Джеком я не понимал, и поэтому при нем я всегда был скован. Меня постоянно мучило ощущение, что ему скучно со мной. Теперь-то я понимаю, что это чувство было, вероятно, вызвано моим параноидальным страхом показаться аутсайдером, но, во всяком случае, оно совершенно не уменьшило степень моего восхищения работой Джека. Я не мог себе представить, что кто-нибудь может лучше сыграть эту роль.

"Черт побери, Милош, я пытался получить права на эту сраную книгу, понимаешь, но старина Дуглас перебежал мне дорогу", - сказал Джек, когда я предложил ему роль <...>

Как обычно, я столкнулся с самыми большими трудностями там, где рассчитывал обойтись вообще без проблем. Мне пришлось потратить бездну времени на поиски Вождя, которого Кизи описал как гиганта. Я настаивал на том, чтобы актер был настоящим громилой, потому что рассчитывал получить большие драматические дивиденды от его облика в том эпизоде, когда впервые и совершенно внезапно примитивный, отсталый разум Вождя взлетает до уровня, соответствующего его огромному телу.

Я быстро узнал, что среди индейцев вообще нет таких огромных людей, каким я видел своего Вождя. Я отказывался поверить, что в Штатах не найдется одного-единственного индейца, который мог бы играть центровым в баскетбольной команде, и продюсеры поручили скаутам искать подходящего человека по всей стране... Очень долго поиски были безрезультатными. Я уже начал потихоньку готовить себя к мысли о возможности взять на роль актера ростом поменьше, как вдруг раздался телефонный звонок из Сейлема, штат Орегон.

- Милош! Я нашел такого громилу! <...>

В комнату вошел человек такого роста, что ему пришлось нагнуться в дверях. Он представился как Уилл Сэмпсон. Мы начали разговаривать, и я сразу же понял, что он умен. Ум - это главное, что я ищу в непрофессиональных актерах.

В молодости Сэмпсон участвовал в родео, но травма позвоночника прервала его карьеру, и теперь он пытался зарабатывать на жизнь тем, что писал пейзажи <...>

Когда съемки подходили к концу, к моему трейлеру подошел Уилл Сэмпсон; мы выпили пива и разговорились.

- Милош, а моя роль важная? - спросил он.

- Еще бы, - ответил я.

- Как ты думаешь, может быть, мне теперь стоит переехать в Голливуд? Как бы ты поступил на моем месте?

- Уилл, поезжай обратно в Якиму и пиши свои картины. Если ты понадобишья в Голливуде, они тебя и на Северном полюсе найдут. А если ты им не понадобишься, то какая разница, живешь ты там или нет?

Через несколько недель после конца съемок я узнал, что Уилл Сэмпсон живет в Лос-Анджелесе и его номер телефона не занесен в справочник.

Это было бы забавно, но у истории Уилла был трагический конец. Безработному актеру трудно жить в Голливуде. Уилл выступил в нескольких телевизионных шоу, но никогда не смог даже приблизиться к тому успеху, который был у него в "Гнезде кукушки". Он умер через несколько лет, он был еще совсем не стар <...>

Когда было произнесено мое имя, я онемел. Я побежал и схватил маленькую статуэтку. Я заготовил речь и теперь сказал какие-то слова, но мир превратился для меня в мешанину впечатлений и ощущений. Я стоял перед приветствующими меня коллегами, за мной следили сотни миллионов глаз. Я дошел до вершины моей профессии, я был в Голливуде, я был в Америке, и я был счастлив и ошеломлен <...>

Я мало что помню об этом вечере... На следующее утро пришла гора телеграмм. Самая трогательная была от Фрэнка Капры - его фильм "Это случилось однажды ночью" был единственным, получившим, как и мы, пять главных "Оскаров".

"Добро пожаловать в клуб", - гласила она".

Рецензент:Распопин В.Н.